Обмануть себя порой еще сложнее, чем одурачить других.
«Я каждый раз просыпаюсь в ужасе, каждый раз пытаюсь спрятаться. И вся боль этого мира ничто, по сравнению с ужасом, который меня охватывает, стоит мне закрыть глаза.
Я вижу это.
Протянутые ко мне руки, на ладонях – искалеченные, разодранные вещи. Порванные игрушки, сломанная техника, разрисованные чем-то гадким книги, обломки чего – то сверкающего, и в самом верху – мое искореженное сердце.
Сожженное, истерзанное, с сочащийся кровью, гниющие, источающее мерзкий запах, но при этом бьющееся, живущее.
И это – мое сердце.
Я знаю. На руках – мои несбывшиеся мечты, уничтоженные и преданные мной же. Мои желания, которые глушились за ярким «нельзя», за скучным «не стоит». То, что запиралось мной так долго внутри моей плоти.
А сейчас – мне больно. Все это выходит, как отрава, которую я слишком долго подсыпала себе в чай, в надежде привыкнуть. И все что я могу делать, беззвучно орать из-за своей тупости.
Чего мне стоило хоть раз взглянуть внутрь своего сердца и увидеть, что я хочу. Почему я ни разу не попорола желание опустить руки и выйти из игры? Почему то, что мне так важно, я ни разу не защитила?
И нет ответа.
Я ничто, и у ничего нет сердца.
А мое – бьется и надеется, что его хозяин, пусть даже пройдет вечность, вспомнит, что оно сохранило их – его самые сокровенные, самые страстные желания.»
Я вижу это.
Протянутые ко мне руки, на ладонях – искалеченные, разодранные вещи. Порванные игрушки, сломанная техника, разрисованные чем-то гадким книги, обломки чего – то сверкающего, и в самом верху – мое искореженное сердце.
Сожженное, истерзанное, с сочащийся кровью, гниющие, источающее мерзкий запах, но при этом бьющееся, живущее.
И это – мое сердце.
Я знаю. На руках – мои несбывшиеся мечты, уничтоженные и преданные мной же. Мои желания, которые глушились за ярким «нельзя», за скучным «не стоит». То, что запиралось мной так долго внутри моей плоти.
А сейчас – мне больно. Все это выходит, как отрава, которую я слишком долго подсыпала себе в чай, в надежде привыкнуть. И все что я могу делать, беззвучно орать из-за своей тупости.
Чего мне стоило хоть раз взглянуть внутрь своего сердца и увидеть, что я хочу. Почему я ни разу не попорола желание опустить руки и выйти из игры? Почему то, что мне так важно, я ни разу не защитила?
И нет ответа.
Я ничто, и у ничего нет сердца.
А мое – бьется и надеется, что его хозяин, пусть даже пройдет вечность, вспомнит, что оно сохранило их – его самые сокровенные, самые страстные желания.»